И недоумевал, если честно. Жуть стрёмная, полрожи — череп металлический, плетеный, со светящейся пустой глазницей. Мне не стрёмно, когда представляю, но мне стрематься и не положено.
А девчонка на эту жуть с жалостью смотрит. Женщины, блин, непонятные создания.
Развалился я рядом с палаткой, Ленка костёрчик развела и какую-то вкусняшку приготовила. Вкусно, блин, хоть и жрать неохота. И приятно, ну чуток, себя больным и несчастным почувствовать. О котором заботятся и вообще. Злоупотреблять не стоит, но с таким связистом-кашеваром я, похоже, не свихнусь. Наверное.
И подмигнул гоблинше левой половиной рожи, где эта рожа сохранилась. А она чуть нахмурилась и язычину показала. Фактурная язычина, добротная такая, оценил я, большой палец показывая.
И посидели мы у костерка, я гоблиншу теребил на тему “сетка и с чем её едят”. Она меня “за жизнь” — но тут я отшучивался, охренительно остроумно, да. Хорошо посидели, к полуночи я зевающую Ленку намылил спать.
Подождал, встряхнулся, да и двинул, в ночи глухой, в разведывательный рейд. Злодейств творить не стоило, а вот всякое джиннство и прочую пакость промониторить — самое то.
Так что Орду я обогнул краем, лесами. Несколько фигея — они, сволочи такие, занимали площади, не то что на полляма, но на поллярда годящиеся. Хотя, там какие-то лютые звери с небывальщиной. Может поэтому, сам себе напомнил я.
И провёл, по “флангам” и “с тылу” несколько бросков. Ну так, слегка, в умеренной форме позлодействовал, наполшишечки.
Но главное — джиннов дохера. В основном — в условном “центре”, где какие-то монструозного размера кибитки, типа “дворец самодура”. Тоже кстати, помимо зверья, может быть причина “расчистки”.
А главное, что я понял — меня не воспринимали как врага! Ну, в плане? которого надо со страшной силой догонять и убивать. То есть, вот я черканул этакой кровавой газонокосилкой часть орды по дуге. Какое-то джиньё меня явно почувствовало, лениво двинулось — и вернулось назад, когда я драпанул.
Это замечательно, потёр я чистые и сухие тросы, которые заменяли мне руки. Очевидно, меня за слегка прохудившегося крышей джинна воспринимают. Связи и центрального командования особо нет: Орда и есть Орда.
Ну и, не менее очевидно, определённый ущерб ордынскому мясу ущербом толстым джиннам не видится. Ну резвится йопнутый сородич, да и хер бы с ним.
А марид на меня накинулся то ли из злобности, то ли из-за пропажи уже ощутимой — магов. Почувствовать он меня до “прибытия” не мог, я далековато был. А после “лениво не драться” было, судя по всему.
И это реально здорово, поскольку в душегубском деле, похоже, препятствий особо не будет. Вот только крыша… я же реально тысячи и десятки тысяч изведу… Хотя и так собирался. И это весело. Наполшишечки, наполшишечки оскалился я тросами.
И начал “работать” не с фронта, а по флангам и с тыла. И доработал до рассвета, когда уже подташнивало, если начистоту.
Вернулся к Ленке, слопал вкусняшку, вздохнул — и по новой.
И… всё же поехал крышей от конвейера. Не до конца — скорее замкнулся в кокон, посильнее, чем… Неважно. В кокон спрятался. И за музыку — раскаты тяжёлого рока и металла сопровождали меня всё… хрен знает сколько времени. И разводы красной крови на снегу, чертовски красивые. И сгорающие в пламени огненного клинка джинны, ифриты, мариды и прочая пакость. И Боль, покалывающая в висках, как старая подруга.
Как-то… ну в общем, в себя я пришёл довольно иронично. От крови, что, учитывая, сколько её пролил — сарказм высшего пошиба. Только кровь эта была гоблинской.
А Ленка, со смешной мордашкой, в меховом капюшоне, посасывала поцарапанный о тросы моего лица палец. И выдала:
— Стань, пожалуйста, человеком, Кащей.