Проходят долгие минуты ожидания, прежде чем он снова заговаривает .
— Ладно, — видимо, приняв решение, устремляет на меня свой взгляд, — Хочешь правды? Будет тебе правда. Только пообещай меня выслушать как можно спокойнее.
— Обещаю, — без сомнений отвечаю.
— Идём, — протягивает мне руку. Кошусь на Стаса. Друг кивает. Вкладываю свою ладошку в его, и иду следом.
Мы поднимаемся наверх. Меня немного потряхивает. Неизвестность пугает, но я хочу знать.
Кирилл приводит меня к комнате, которая всегда закрыта. Его кабинет. Он говорил, что мне туда нельзя. На секунду, хочу включить заднюю. Становится страшно. Но слова застревают в горле. Мне надоела эта недосказанность. Хватит!
Достав из кармана ключ, открывает дверь.
— Проходи, — жестом приглашает войти в темноту. Медлю, но всё же делаю шаг. Почти сразу же включается свет.
— Сядь за стол, — командует и я подчиняюсь. Правильно делаю. Ведь если бы стояла, то ноги подвели меня.
Фотографии. Разные. И все мои.
— Зачем? – выдыхаю, обвожу взглядом комнату. Замечаю знакомые мне вещи. На стуле висит шарфик, похожий на тот, что был у меня когда—то. А на полке стоят книги. Почти все – мои любимые. И много чего ещё. Все эти мелочи сливаются воедино. И картинка пока меня не радует.
— Открой верхний ящик. Справа.
Пока я ничего не понимаю, но не спорю. Вижу фотоальбом. И снова снимки. Их куча.
— Ты что, маньяк? – испуганно поднимаю глаза на мужчину. Господи, куда я опять вляпалась? Он ненормальный? Псих? Преследователь?
— Я тот, кто любит тебя почти всю свою жизнь.
— Ты меня…Что? – у меня в прямом смысле отвисает челюсть. Версия про то, что Юданов не здоров кажется мне всё более реальной. Ведь это невозможно! Он сам понимает, что несёт?
— Карина, — мужчина подходит и садится в кресло напротив, — Возможно тебе будет сложно мне поверить, однако я всегда хотел для тебя только самого лучшего. Ещё когда ты была совсем маленькой, заботился, старался уберечь.
— Спас меня, — вспоминаю историю, как чуть не утонула.
— Это мелочь, — отмахивается, — Ты была активным ребёнком. Когда мы встречались семьями, постоянно куда—то норовила залезть, — улыбается собственным воспоминаниям. Так нежно, что у меня сердце сжимается.
— При папе ты была спокойной, но когда он отходил – та ещё шкода.