Теперь все было иначе. Его буквально трясло от желания снова пережить это чувство обладания ею, чувство принадлежности Марфы ему, только ему! И, одновременно с этим, не покидало чувство страха. Спугнуть. Испортить. Сделать больно, в конце концов! Черт его знает, как там у девочек все бывает после всего, что перенесла Марфа. После потери ребенка.
Но, пропади все пропадом… То, что началось, когда он проснулся и осознал, что Марфа обнаженная прижимается к нему… Ее просьба… А ведь он знал, чувствовал! И все его опасения неизбежно тонули под растущим желанием… нет, потребностью. В ней. Потому что она нуждалась в нем. Каждым поцелуем, прикосновением, всхлипом, стоном она просила, умоляла, требовала. И отказать было невозможно.
И когда она внезапно расплакалась после оргазма — тогда Роман потерял себя окончательно. Он изначально хотел что-то спросить, уточнить — на тему того, можно ли ей. Одно дело ласкать девушку снаружи ртом. И совсем другое — засунуть в нее член. Через несколько недель после того, как она потеряла ребенка. Но все свои вопросы он растерял еще когда целовал и ласкал языком ее там, интимно — нежную, сладкую, истекающую влагой. А когда Марфа расплакалась и тихо выдохнула «Пожалуйста» — Роман понял, что на все свои незаданные вопросы он только что получил исчерпывающий ответ.
Она нуждается в нем.
Я отдам тебе все, девочка моя. Все, что ты попросишь.
Он взял ее как мог нежно и плавно. И замер, пытаясь унять дыхание. Предплечья, на которые он опирался, дрожали.
— Как хорошо… — выдохнула Марфа. Рома почувствовал, как легли и прижались к пояснице ее ноги. — Как же хорошо с тобой, милый мой…
Какая-то часть мозга все же не утонула в общем потоке вожделения. И именно благодаря командам этой части мозга Рома из двух зол выбрал меньшее. И плотнее вжал Мрысю в матрас. Часть веса он сбросил на предплечья, давая Марфе свободно дышать под ним. Но там, ниже пояса — там они сплелись плотно. Так, чтобы у него не возникло не то что соблазна, а даже возможности включить режим «перфоратор» — это сейчас точно нельзя, Ромка почему-то был в этом уверен. И двигаться он начал мягко, неспешно, плотно.
Охрененно.
В какой-то момент Рома просто уткнулся носом в подушку, прижался щекой к щеке Марфы, дышал ароматом ее волос, дрожащей рукой гладил ее шею и вторую щеку. И двигался. Как мог медленно и плавно.
Не смог. Под ее стоны сорвался совсем в другой ритм. Какими-то клочками силы воли еще пытался хоть чуть-чуть обуздать этот темп, но потом ее внезапная горячая пульсация смела на «нет» все эти попытки. И в обжигающем вихре наслаждения он взорвался оргазмом, в последний момент все же успев перекатиться на спину и прижав к себе Мрысю.
Вот теперь точно все.
Вся.
Моя.
— Я тебя люблю.
Никакие другие слова сейчас не могли быть произнесены. Только эти. Когда она лежит на нем, чувствуя под собой его сильное горячее тело. Когда еще чувствует его в себе.
Нет его ближе. Нет его роднее. Как можно об этом молчать? Как она могла об этом так долго молчать?!
Марфа потерлась щекой о его грудь. Погладила пальцами плечо.
— Я так люблю тебя, Ромка. Так давно люблю. И так сильно.
На них медленно наползло одеяло, движимое его рукой. А ответных слов не прозвучало.