— Договорились.
Марфа заставила себя встать и дойти до ванной. А там долго смотрела на настенную плитку. Она видела эту плитку на фото, на том самом фото с припиской «Как думаешь, пора брить?». Тогда ей казалось, что Ромка — самая большая заноза в ее жизни. А что же думать про Рому теперь?
Марфа повернула голову. В стаканчике стояло две зубных щетки — в том числе и ее. И на полочке слева стояла ее косметичка. Марфа взяла ее, открыла. Она была забита под завязку. Похоже, Рома в нее смел все баночки и тюбики, что попались ему на глаза. Марфа села на бортик ванной и прижала косметичку к груди. Рома-Рома, что мы дальше будем делать?
— Варвара Глебовна, добрый день. Это Роман.
— Здравствуй, Рома, — осторожно отозвались на том конце трубки.
— Скажите, Марфа может… Марфе можно… — Рома начал довольно бодро, но потом почему-то начал сбиваться и выругал себя за это. — У Марфы есть какие-то после… ограничения… в смысле… — он снова запнулся. А потом Ромку вдруг обожгло мыслью, что его слова можно интерпретировать так, будто он спрашивает, когда ему с Марфой можно заниматься сексом. Идиот! И он выпалил скороговоркой: — В смысле, мы можем с Марфой ходить на прогулки, отправляться в поездки, посещать мероприятия… театр там, или концерт? Можно? Ей не вредно?
— Можно, — слегка растерянно отозвалась Варвара Глебовна. — С медицинской точки зрения ей лучше день-два отлежаться. А потом… никаких противопоказаний. Вопрос в желании самой Марфы.
А ее никто спрашивать не будет. Но Рома не сказал этого вслух. Вместо этого вежливо поблагодарил и спешно распрощался. В дверь уже скреблась помощница.
— У нас сегодня на ужин печенка, — жизнерадостно оповестил Рома. — С твоего бывшего места работы. Будешь печенку?
— Не буду.
— Отлично. Помоги мне порезать салат.
Она весь день пролежала в обнимку с телефоном. Самое бесполезное и бесцельное времяпрепровождение. Марфа оправдывала себя тем, что физически она и в самом деле чувствовала себя разбитой. И слабость имеет вполне объяснимые причины. Надо просто надеяться на мамины слова, которые должны был дать правильный настрой. И собственный разбор полетов. Все должно было помочь ей все это адекватно пережить.
Но, видимо, адекватно — это не про нее.
Марфа пыталась убедить себя, что это ноющее чувство пустоты — надуманное. Психосоматика. Любимое слово деда и матери.
Вот. Она. Так какого же черта так хочется плакать?!
Рядом тихо дышал Ромка.
Она в его кровати. В его квартире. Сегодня утром Марфа задала себе вопрос: «С какого момента она превратилась в человека, за которого все решают?».
А может, она всегда была таким человеком? Это была слишком неожиданная и болезненная мысль. Марфа перевернулась на бок, Ромка рядом сонно вздохнул.
Слишком далеко и вглубь копаться не хочется. Страшно. Но вчера… вчера Марфа вцепилась в Рому. Он был ей нужен. Необходим, как воздух. И сейчас… сейчас она не хочет никуда отсюда, из его дома, уходить. Это единственная ясная отчетливая мысль во всей той каше, что прочно обосновалась у нее в голове.
Марфа проворочалась со своей кашей из мыслей два часа, прежде чем провалилась в какую-то полудрему. И только когда в этой полудреме прижалась к Роме — тогда она глубоко и полноценно заснула.