Френдзона: выход

22
18
20
22
24
26
28
30

Клаус просто светился от счастья и гордости за нее. В первые же несколько дней Марфа постоянно с кем-то знакомилась. Осознала вдруг, что на фоне местных дам выглядит настоящей красавицей. Нет, у Марфы отродясь не было комплексов по поводу своей внешности. Но свои внешние данные она отнюдь не считала своим главным достоинством. А тут, в Мюнхене… ну королева красоты какая-то. Или она просто к другим стандартам внешности привыкла? Когда она поделилась своими наблюдениями с мамой, она рассмеялась и сказала: «Ну так нечего было в средние века красивых женщин массово на кострах сжигать! Пусть теперь наслаждаются!».

В общем, Марфа чувствовала себя чуть ли не королевой красоты Мюнхена. И работа вроде ладилась. И с персоналом проблем не было. И немецкий с каждым днем все уверенней. И Клаус просто светится от счастья и гордости за нее.

***

И бесконечно отделываться фразой «Голова болит» нельзя. А близость с Клаусом… да нет же, не с Клаусом, а с мужем! — это каждый раз испытание для нервов. Господи, она и предположить не могла, что окажется когда-нибудь в такой нелепой, водевильной, анекдотической какой-то ситуации! Что ей придется лежать на спине, смотреть в потолок и думать… Ну, не о побелке, конечно. В доме Клауса — в их доме, черт побери! — идеальной потолок! И вообще дом чистый и уютный. И Клаус старается. Только чем больше он старается доставить ей удовольствие, тем хуже Марфе. Ну не говорить же ему «Давай побыстрее!», в конце концов.

Поэтому Марфа считала. Про себя. По-немецки. Повторяла названия дней недели, цветов, месяцев. Спрягала по лицам и временами заковыристые немецкие глаголы.

Наверное, в этом причина ее таких значительных успехов в освоении языка.

Черт…

Но Марта надеялась, что все со временем образуется. Она привыкнет. К жизни здесь, к языку, к Клаусу.

И вот вам пожалуйста. Один телефонный звонок — и все эти выстраданные планы летят в тартарары. А она сама летит, все сильнее нажимая на педаль акселератора, в аэропорт.

Я, конечно, не уверен, Мрысь, но тут так написано — что имени Штрауса. Это который музыку писал, кажется.

Кто так делает, Ракитянский?! Только ты. Эгоистичный, самовлюбленный, инфантильный гад. И я не позволю тебе разрушить то, что я создала. Слышишь?!

***

У него сердце замерло, когда увидел ее. И все мысли разом вышибло из головы — а их накопилось, пока Роман ждал Марфу, немало.

Он быстро шагнул к ней и крепко обнял. Марфа что-то пискнула, завозилась в его руках, пытаясь высвободиться, но Роман лишь сильнее сжимал руки. Наконец, Марфа замерла. И он замер.

Как давно он не чувствовал себя таким беспричинно счастливым, как сейчас. Когда обнимал Марфу. Как он вообще без этого смог так долго продержаться?

Руки все-таки пришлось разжать. Потому что так всю жизнь не простоишь, увы. Марфа резко отступила назад.

— Ну? Что у тебя случилось?

— А с чего ты взяла, что у меня что-то случилось? — Рома, не таясь, разглядывал Марфу. Вглядывался, впитывал ее черты. Она изменилась. Только он не мог понять, в чем именно. А обдумать это сейчас ему не давала череда настойчивых вопросов.

— Нормальные люди не сваливаются как снег на голову без предупреждения!

— А я ненормальный.

— Рома, зачем ты приехал?

Это Марфа. И на то, что она даст ему какую-то поблажку, Роман не рассчитывал. Но все же надеялся, что у него будет сколько-нибудь времени на разминку. Черта с два. С Марфой на разминку рассчитывать не приходится. С места в карьер.