А Павел и не сомневался. Ему просто было страшно. Вот и все.
Глава 7
Глава 6
— Марья Гавриловна была не молода… Ей шел уже двадцатый год, — задумчиво процитировал пушкинскую «Метель» клановец рассматривая тело погибшей «нимфетки».
Патологоанатом Иваныч, как его представила Бешенная, приоткрыл покрывало лишь до ключиц. Тем более, все остальное было буквально смято ударом тяжелого полицейского внедорожника.
Старый «житель» морга, чем-то неуловимо напоминавший имперского палача на минималках, хмыкнул. Ирина же нахмурилась. Конечно, при современной медицине и продолжительности активной жизни одиннадцать лет разницы между ней и Павлом вообще не стоила упоминания, но какой девушке понравятся такие слова? Пуст и сказанные больше ля того, чтобы подавить подкативший к горлу комок от запахов мертвецкой.
— «В комнату вошел старик лет тридцати»! — хихикнул местный хозяин.
Ему наличие рядом мертвых тел уже лет пятьдесят не мешало хоть ржать в голос, хоть обедать. Небольшая же «стерилизация», по его собственному определению, так и вовсе делала день куда ярче и бодрее.
Однако смех у Иваныча был противный. Хихикал он как-то мелко и, судя по лицу Романовой, довольно раздражающе. Особенно с учетом того, что девушка уже вплотную к заветной «тридцатке» подошла.
— Ну зато я вплотную подошла к возрасту, когда женщина приобретает самостоятельность суждений, — припомнила она подходящее высказывание Пушкина.
— «Бальзаковский возраст», — Павел тоже неплохо помнил именно это высказывания великого поэта, но тут же повинился. — Прости, прости, Ирин, погорячился! Ты прекрасна и удивительно хороша… «Все в ней гармония, все диво, все выше мира и страстей. Она покоится стыдливо в красе торжественной своей!».
— Так-то лучше! — хмуро кивнула Бешенная. — Может, делом займемся?
— Телом, — на автомате поправил Волконский.
— И им тоже.
Вообще-то пора бы. Тем более, оно дожидалось его несколько недель в стазисе. Полиция имела право на такое «заморозку», как ее называли в народе, когда это требовалось для дела. Конечно, процесс, с помощью которого тело сохранили «как было» гораздо сложней банальной обработки экстремально низкими температурами, но вот прижилось как-то.
— Итак… Карина Геннадьевна Истомина, девятнадцать лет, ученица Профильной Школы ЮЗАО. Характеризуется… Характеризовалась положительной девочкой. Выпускной курс, отличные оценки, имела планы поступать у императорскую Гимназию. Владела стихией Льда. Не состояла, не привлекалась… Все опрошенные отзываются о ней как о кроткой и где-то даже забитой девушке.
В памяти Волконского невольно всплыл жуткий крик этой самой Карины: «УМРИТЕ, С***! ЗА МОЮ МАРУ!!!». Ничего себе «домашняя девочка»… Да если бы не полицейский внедорожник, то как бы не им самим лежать на холодных металлических столах.
— Что еще? — поинтересовался Волконский, разглядывая почти непострадавшее лицо погибшей, на котором навсегда застыла гримаса удивления и боли.
Романова без всякого стеснения потянулась к телу. Рука ее шагнула к шее девушки и аккуратно отодвинула прядь волос.
Павел наклонился поближе. За правым ухом Карины приютилась небольшая едва заметная татуировка — скорпион, восседавший верхом на стилизованном двухмерном глобусе.