Оскар Уайльд - литературное падение. Слово в защиту гениев и злодеев.

Если рождение героя можно считать началом его истории, то я начну свою с конца. Все, что произошло до этого момента, больше не имеет для меня значения, а для вас – особого интереса. Я ушел из жизни, когда мне едва исполнилось тридцать семь лет. Смерть ужасна, пугающа, печальна... Однако умереть в день своего рождения – в этом есть своя особая красота и гармония: человек появился на свет и, ровно через тридцать семь лет, в тот же день, благополучно ушел. Тем не менее, в тот момент я не думал об этом. Когда я умирал, меня переполняли противоречивые чувства. Однако преобладали: страх, обида и сожаление. Я помню, как мне было ужасно жаль себя... и это странно. Ведь в своей смерти я виноват в основном сам. Но несмотря на это – сожаление, обида...

1 Он немного ест, немного пьёт. Говорит редко и при этом экономен на словах. Спрашиваю его: – Почему ты не берёшь деньги? Он молчит. Повторяю свой вопрос. Даже не смотрит в мою сторону. Уже собираюсь встать и уйти. Он говорит: – Нет нужды в деньгах. 2 Он наделён даром исцеления. Может изгонять бесов и снимать проказы. Я видел это собственными глазами. Но не был удивлён. В моём городе жил Ахим Филистимский. Говорят, он поднимал на ноги даже мёртвых. А после него был Исаак. Он тоже исцелял людей. Но его обвинили в шарлатанстве и казнили. 3 – Люди думают, – говорю я ему, – что ты пророк Иеремий, который воскрес. – Я не желаю чужого имени, – отвечает он, – Я – Иисус Христос и лишь исполняю волю Своего Небесного Отца.

Дед рассказывал. Его призвали в армию, когда война уже подходила к своему завершению. Ему не повезло побывать ни в одном бою, и это казалось ему обидным. Он охранял пленных немцев, которые восстанавливали разрушенные бомбами железную дорогу и вокзал в Будапеште. Четверо пленных попытались сбежать. Их почти сразу поймали и приговорили к расстрелу. В расстрельную команду вошли добровольцы. Он вызвался! У него появился шанс убить хотя бы одного нациста на этой войне. В команде было восемь человек, в основном такие же, как он — молодые и необстрелянные.

Кто-то выбросил щенков в мусорный бак. Они были совсем крошечными, с закрытыми глазами. Специалисты говорят, что им всего три дня, не больше. Одному из них в глаза вставили спички. Говорят, что это сделали дети. Сукины. Двоих — мальчика и девочку — на время забрала наша соседка. Она предложила, что когда щенки откроют глаза, отдаст нам девочку. Нам очень хотелось девочку. Мне кажется, что среди животных девочки умнее и преданнее. Хотя, возможно, это не так. Может, как и у людей — по-разному. Но через два дня девочка умерла. Остался только мальчик — маленький черненький кутеночек. В понедельник, на следующий день после смерти его сестренки, моя жена принесла его домой. Она кормит его из шприца через пипетку. Он съедает по шесть кубиков за раз. Он последний из всех, кто остался в живых. Он дрожит, ему не хватает тепла матери.

Утром меня разбудила зубная боль. Этот зуб беспокоил меня и раньше — последний раз накануне вечером, — но тогда боль была терпимой, ноющей, не слишком навязчивой… Я быстро привыкал к ней и мог игнорировать. В крайнем случае, я использовал какое-нибудь дешевое обезболивающее. Теперь же боль, усилившись, искажала мое лицо и пронизывала все тело. Целый день я провел в ужасных муках и безуспешном самолечении. Я закидывал в эту проклятую воронку таблетки анальгина, прижимал ломтик сала, полоскал содой, отравлял никотином и даже пытался молиться, обещая Богу, что если боль утихнет, я брошу курить и заниматься онанизмом. Боль не утихала. Я то метался по квартире, то, свернувшись калачиком на диване, покачивался из стороны в сторону, пытаясь убаюкать зубную боль. Ближе к вечеру, около семи, за мной зашел Брюховецкий. Он принес голубцы в литровой банке. После смерти матери, с пятнадцати лет я жил один, и Брюня время от времени — вот уже четыре года — подкармливал меня. — Поешь, — сказал он, — а потом пойдем прогуляемся. Я знал, что стоит за этим безобидным предложением.

Все были в курсе, что сегодня наступит конец. По всем телеканалам транслировали последнее послание президента. Ничего не подлежало изменению. До конца света оставалось три часа. Было около девяти. Осенний вечер безуспешно пытался окутать мегаполис, горящий неоновым светом. Ожидаемый хаос, который обычно показывают в фильмах о глобальных катастрофах и апокалипсисе, так и не наступил, хотя в городе наблюдался некоторый беспорядок. Но большинство жителей, казалось, замерли и затаились… Весь мир задержал дыхание…